Эпоха массовых репрессий

Отмечаемое 40-летие со дня публикации в журнале «Новый мир» (ноябрь 1962 года) повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» наводит на грустные мысли. В эпоху массовых репрессий главный персонаж повести крестьянин Иван Денисович Шухов томился и страдал в сталинских лагерях. А сегодня, в годы становления демократии его задушила «Мурка» и раздавила «Таганка». Блатные и жулики, которых презирает Солженицын, отомстили писателю за сострадание к простому русскому мужику.
Тема каторги, тюрем и лагерей берет начало от протопопа Аввакума, описавшего свои мучения в ссылках и пыточных острогах. От Аввакума путь пролегает к воспоминаниям декабристов и «Запискам из мертвого дома» Федора Достоевского. Эта классическая линия дополнена книгами Александра Солженицына, Варлаама Шаламова, историческими исследованиями и мемуарами диссидентов. В них идет речь об ужасах ГУЛАГа и гибели миллионов безвинных людей от рук коммунистов.
Но существует еще два творческих направления, отображающих дно нашей жизни. Одно из них можно озаглавить «Блатные смеются». Берет оно начало от песни «Мурка». Другое направление следовало бы назвать «Блатные плачут». Его истоки лежат в песне «Таганка». Традиция уголовного мира движется между разухабистым «Мурка, Маруся Климова, прости любимого!» и душераздирающим «Таганка, зачем сгубила ты меня?». Укреплял эту традицию Леонид Утесов, чьи песенки пользовались успехом у одесских уркаганов, а также Владимир Высоцкий, исполнявший «Ах, где был я вчера», и Александр Розенбаум, сочинивший «Гоп- стоп, мы подошли из-за угла». Однако никогда прежде не было такого ренессанса блатной песни, как в наши дни.
Нынешнюю молодежь условно поделим на три группы. В первую занесем молодых людей, читающих произведения Солженицына, изучающих историю тоталитаризма, способных давать верную оценку левым догмам. Их очень мало. Вторую группу составляют сыновья и дочери политиков, артистов, бизнесменов, которые существуют за счет своих родителей, эксплуатируя образ золотой, то есть денежной, молодежи. А в третью группу входят те, кто не читает Солженицына, не имеет папиных денег, но слушает песни Сергея Наговицына и других авторов лагерного шансона.
И вот эти третьи, втайне мечтающие стать уголовными авторитетами или бойцами спецназа, составляют основную часть нового поколения. На них рассчитывают руководители Кремля и прочие заготовители пушечного мяса. Ведь войне в Чечне не будет конца. Но парадокс состоит в том, что юные любители лагерного шансона газет не читают, за событиями в мире не следят. Они танцуют под песни Наговицына и судьба Ивана Денисовича не вызывает у них никакого сочувствия.
Рано ушедший из жизни Сергей Наговицын пытался в своих песнях рассказать о страждущем человеке, чья молодость сгинула в ГУЛАГе, как камень в проруби. Тонко подметил Наговицын характерную деталь: человек сидит в лагере 15 лет, а этот срок равняется жизни конвойной собаки. Отсидел узник 15 лет, а конвойный пес, одряхлевший на его глазах, сдох. И человек, и собака отбыли срок от звонка до звонка. Эта деталь важна для понимания Наговицына. Он пытается придать своим песням философский смысл и стремится вызвать сострадание к безымянному зэку. Однако молодежь воспринимает его песни иначе. Интерес к творчеству Наговицына и других авторов шансона сводится к тому, что в нем торжествует традиция «Мурки» и «Таганки». Но как только шансон качнется в сторону Ивана Денисовича и глобальных сентенций Солженицына, молодежь перестает понимать песни.
80 лет назад советский поэт Владимир Маяковский призвал юношей брать пример с большевика Феликса Дзержинского. Сегодня молодежь берет пример с бандитов, показываемых в российских телефильмах- боевиках «Бригада», «Бандитский Петербург», «Крот». Здесь молодое племя просчиталось. Дзержинский был бандитом государственного масштаба, организатором красного террора. От него тянется цепочка кремлевских бандформирований, кровожадных политиков и генералов. Если уж быть бандитом, то таким, как Дзержинский. Однако в Кремле места всем не хватит. Зато каждому достанется тюремная шконка. Вот потому песни Наговицына, посвященные тяжелой судьбе заключенного, не вышибают у юноши слезу, а заставляют его танцевать и веселиться. Он радуется оттого, что у него есть шанс стать бандитом. Сегодня человеческое горе тонет в веселой мелодии, а о страданиях поют с улыбкой. Архипелаг ГУЛАГ рухнул, и под его обломками, на которых пляшут блатные, умирает вечный горемыка, бедный крестьянин Иван Денисович.